Случился курьез: Одна из коренных ошибок, навязанная русской историографии учеными-норманнистами, состоит в представлении о глубокой древности термина

Одна из коренных ошибок, навязанная русской историографии учеными-норманнистами, состоит в представлении о глубокой древности термина «варяг», который будто бы появился на Руси для обозначения скандинавских пришельцев. В трудах норманнистов можно прочитать, что варяги еще в IX в. толпами устремлялись в Константинополь по волховско-днепровскому пути, что слово «варяг» уже тогда было знакомо любому славянскому мальчишке...

Что ж, давайте заглянем в древнерусские источники, где по мнению многих и многих, варяги свили себе настоящее скандинавское гнездо.

На страницах «Повести временных лет» варяги в качестве действующих лиц впервые появляются в статье под 859 г., где они, приходя откуда-то из «заморья», берут дань с чюди, ильменских (новгородских) словен, мери, веси и кривичей. Затем в 862 г. их изгоняют и зовут княжить Рюрика с русью. Послы ильменских словен «идоша за море к варягам, к руси: ибо звались те варяги «русь», яко другие зовутся «свеи» [шведы], другие же «урмане» [норвежцы], «англяне», иные «готы» [жители о. Готланд]; так и эти [варяги назывались русью]». Итак, под варягами здесь как будто подразумеваются «приседящие» к Варяжскому/Балтийскому морю народы.

Попутно заметим, что данный летописный отрывок категорически исключает «русь» из числа скандинавских народов: «русь» — это не «свеи», не «урмане», не «готы» и не «англы» (даны). На этом, собственно, «норманнский вопрос» можно считать закрытым, хотя курьезным образом норманнизм начал свою научную жизнь именно с неправильного истолкования этого летописного фрагмента. Детская логическая ошибка легла в основание научной школы!

Во вводной, недатированной части летописи, где рассказывается о происхождении тех или иных народов от «колен» (сыновей) Ноя, содержание термина «варяги» толкуется еще более широко: «ляхове же и прусы и чюдь приседят к морю Варяжскому; по сему же морю седят варязи: семо — к востоку, до предела Симова [до Урала]; по тому же морю седят к западу до земли Агляньски и до Волошскые. Афетово же колено и те варязи: свеи, урмане, готы, русь, агляне, галичане, волхове, римляне, немцы, корлязи, венедици, фрягове и прочии».

Здесь к варягам отнесены уже чуть ли не все народы Западной Европы. Разумеется, это — довольно поздняя, ученая, книжная классификация, ибо изначально термин «варяги», безусловно, не мог иметь такого всеохватного значения. Действительно, Ипатьевская летопись размещает собственно «Варяжское Поморье» (как некую прародину варягов) к западу от Гданьска-Данцига.
Иначе говоря, читая «варяжские» страницы «Повести», мы имеем дело с ретроспективным использованием термина «варяги». Для русских людей времен Нестора (рубеж XI-XII вв.) варяги были не «скандинавами», а, так сказать, неким суперэтносом, вроде индоевропейцев.

Даже беглый взгляд на летописный текст без труда обнаруживает, что «варяги» попали в древнюю историю Руси не по Волховско-Днепровскому пути, а исключительно стараниями поздних редакторов «Повести временных лет». Причем, несмотря на эти старания, варяги постоянно выпадают из повествования.

Так, Аскольд и Дир говорят киевлянам: «И мы есьмя князи варяжские». Оставшись княжить в Киеве, они «многи варяги скуписта [собрали], и начаста владети польскою [полянскою] землею». Но в поход на Царьград они уходят с одной «русью», с нею же, побитые, и возвращаются.

Олег, отправляясь по их следам под стены византийской столицы, «поя же множество варяг, словен, и чюди, и кривичи, и мерю, и поляны, и северу, и деревляны, и радимичи, и хорваты, и дулебы, и тиверцы, яже суть толковины [союзники]». Но под Царьградом он оказывается только с русью и словенами.

Игорь в 944 г. «совокупи воя многы: варягы, и русь, и поляны, и словены, и кривичи, и печенеги», из которых до черноморского побережья доходят только русь и печенеги.

Равным образом не знают никаких варягов тексты договоров Олега и Игоря с греками — одну только «русь».

Княжения Ольги и Святослава обходятся совсем без варягов. Затем Владимир опирается на варягов в борьбе с Ярополком, но, овладев Киевом, спроваживает варяжскую дружину в Царьград, чтобы не расплачиваться с ними из своей казны. Кроме того, в 983 г. в Киеве приносят в жертву двух варягов-христиан, которые, в отличие от всех других упоминаемых в «Повести» варягах, пришли на Русь не из «заморья», а из Византии, где, как мы уже видели, на рубеже X-XI вв. образовалась особая «варяжская» дружина наемников.

Однако на самом деле термина «варяг» Киев Владимира еще не знает. Современник русского князя немецкий хронист Титмар Мерзебургский в 1018 г. записывает, что в русской столице полным-полно «стремительных данов», которые издавна защищают город от вражеских нападений. В данном случае немецкий хронист идентифицирует наемников-«данов» по юридическому, а не этническому принципу. Будущие южнодатские (шлезвиг-гольштейнские) земли в IX–XI вв. были населены преимущественно славянами. Карл Великий еще в 804 г. отдал ободритам, своим союзникам и вассалам, все междуречье Эльбы и Везера. Но со второй половины X в. славяне-венды постепенно уступают Шлезвиг датчанам. В 1018 г., когда Титмар писал свою «Хронику», эти земли уже принадлежали датскому королю Кнуду I Великому, что и послужило причиной причисления наемной дружины в Киеве к «данам». Между тем эти «даны» были не кем иным, как славянами. Чтобы убедиться в этом, послушаем Гельмольда. «Маркоманнами, — пишет он, — называются обыкновенно люди, отовсюду собранные, которые населяют марку. В Славянской земле много марок, из которых не последняя наша Вагирская провинция, имеющая мужей сильных и опытных в битвах, как из датчан, так и из славян». Вагирская провинция (в районе современного Любека) — это земли славянского племени вагров, входивших в племенной союз ободритов. Гельмольд делит ее население как бы пополам, на датчан и славян. Но он писал в XII в. Столетием раньше это соотношение было совсем иным, славяне численно преобладали, как это следует из того, что Гельмольд все же причисляет наполовину одатчаненную Вагирскую марку к «Славянской земле». Вот какие «даны» на самом деле привлекли своей многочисленностью внимание Титмара.

При Ярославе вновь возникает путаница. Набрав варягов в Новгороде, Ярослав побеждает с ними Святополка при Любече, однако в Киев вступает с новгородцами. Выгнанный затем из стольного града Святополком и Болеславом, он вновь призывает на помощь варягов, но после очередной победы раздает награды «старостам», «смердам» и тем же «новгородцам». В последний раз Ярослав выступает с варягами против печенегов в 1034 г.

Во всех этих эпизодах варяги предстают перед нами не особым этносом с берегов Балтийского моря, а простыми наемниками (иногда купцами, как варяги-мученики). Они лишены каких бы то ни было этнических характеристик, хотя никогда не сливаются с «русью» и «словенами». Прояснить их происхождение редакторы «варяжских» статей считают излишним, как нечто общеизвестное.

Отсутствуют варяги и во всех оригинальных известиях древнейших новгородских летописей о событиях X–XI вв., а имеющиеся упоминания о них восходят к тексту «Повести временных лет» (см.: Никитин А. Л. Основания русской истории. М., 2000. С. 86). И только в статье под 1151 г. пожар уничтожает «варяжский товар», хранившийся в «варяжской церкви на Торгу».

Внелетописные древнерусские источники рисуют не менее выразительную картину. Ни словом не обмолвился о варягах первый русский писатель, митрополит Иларион (середина XI в.). Совершенно не знает их «Правда Ярославичей», созданная в 1072 г. Само существование варягов на Балтике обнаруживается только в договорной грамоте Новгорода с Готским берегом и ганзейскими городами 1189–1199 гг., определившей «емати скот варягу на русине или русину на варяге»; но эти варяги равнозначны древнерусским «немцам», то есть жителям южного берега Балтики между Одером и Эльбой.

Наконец, ни одна средневековая западноевропейская хроника вообще понятия не имеет о «варягах» на Руси.

Все это позволяет установить искусственный, «вводный» характер летописного термина «варяги», который, по всей вероятности, является анахронизмом даже для времени княжения Ярослава и утвердился на русской почве ближе к первой половине XII в. Именно тогда, во время очередной редактуры «Повести временных лет», термин «варяги» и попал в летописный текст, будучи отражением совсем других исторических реалий.

Подведем промежуточный итог. Разбор сообщений о варягах в самых разнообразных источниках приводит к неожиданному результату. Все достоверные известия о них в Скандинавии, Византии и на Руси появляются не ранее XI в. При этом оказывается, что первое в средневековой литературе упоминание народа «варанков» и «моря Варанк» принадлежит среднеазиатскому ученому аль-Бируни («Канон об астрономии и звездах», 1030 г.).

Что все это значит, прояснится в следующей статье на тему варяжского вопроса, которая будет посвящена собственно происхождению и истории термина «варяг».
Пока же остановимся на том, что призвание варягов, как и вся норманнская теория, есть такая же чужеродная вставка в русскую историю, как термин «варяги» — в легендарную часть «Повести временных лет».
Ссылка на историю