Детки Тюмень

Словесная риторика и дела большевиков по правам человека и, в частности, ребёнка заметно расходились с самого начала их правления. На беспризорников не спешили обращать внимание. Только когда М. Горький, сам испытавший уличную жизнь, обратился в правительство с письмом о необходимости учреждения срочной государственной заботы о беспризорных детях, недопустимости оставления их на произвол судьбы, последовавшим вскоре Постановлением ВЧК были созданы первые специализированные учреждения для ухода и воспитания подобных детей — детские дома.

Направленность их деятельности вскоре приобрела два заметно разных русла.

Первое — превращение детского дома в своего рода колонию по содержанию несовершеннолетних преступников (с трёхметровыми заборами, вышками с вооружённой охраной и т. п.). Оно остаётся главенствующим (с учётом некоторых внешних изменений и атрибутов) и по сей день, при том, что плоды его применения не утешительны. Так, по мнению Уполномоченного при Президенте РФ по правам ребёнка Павла Астахова, для подавляющего большинства российских детских домов и сегодня характерна «уголовная субкультура, власть „маленьких паханов“, отсутствие у детей личных вещей, пьянство детей, равнодушие взрослых».[2]

Второе направление — создание колоний и коммун по перевоспитанию бывших беспризорников и даже осуждённых за не тяжкие преступления на основе производительного труда, коллективной ответственности, привлечения воспитанников к соуправлению всей жизни колонии или коммуны. Характерной внешней особенностью таких сообществ было принципиальное отсутствие заборов и охраны воспитанников от побега (дружины и дежурства самих воспитанников по охране от внешних неправовых посягательств нередко имели место). Характерной чертой последующей судьбы этих воспитанников — чрезвычайно малая доля рецидивов, более того, многие из выпускников впоследствии стали героями войны и труда. Любопытно, что «высшей мерой» наказания за нарушение устава коммуны было изгнание из её рядов … на улицу. И этой мерой, хотя и крайне редко, но пользовались.

Одной из первых поселений второго типа стала Болшевская коммуна под рук. чекиста М. С. Погребинского в Подмосковье, послужившая прообразом для известного на весь мир кинофильма «Путёвка в жизнь». Наиболее подробно её деятельность описана в книге Погребинский М. С. «Трудовая коммуна ОГПУ» (1928) (под ред. М.Горького). Её крайне успешная деятельность на трёх заводах, с несколькими тысячами несовершеннолетних воспитанников и вольнонаёмных работников, привлекала многочисленные советские и зарубежные делегации в течение многих лет с конца 20-х по середину 30-х годов. Погубило коммуну то, что поначалу ей очень помогало — она была посвящена имени одного из действующих (живших в ту пору) руководителей ЧК-НКВД. Когда последнего деятеля (в порядке очереди) арестовали и расстреляли, вскоре разогнали и коммуну его имени, из библиотек изъяли и уничтожили книги Погребинского (он сам успел застрелиться), а из к-ф «Путёвка в жизнь» вычистили все упоминания и привязки к Болшевской коммуне. Подробнее о ней см. в источнике[3].

Другим, более известным, начиная с 30-х годов (но отнюдь не единственным) последователем и более умелым продолжателем этого направления стал А. С. Макаренко. Именно он собрал и дополнил разрозненные и не слишком устойчиво работавшие до того отдельные приёмы в целостную систему, сумел её описать (по многочисленным призывам того же М.Горького) и обнародовать с помощью последнего в виде художественных произведений (М.Горький был редактором «Педагогической поэмы», в книге сохранилось авторское посвящение его имени).

Получившаяся система (система Макаренко) была хороша всем (высокой воспитанностью выпускников и, насколько позволяли условия и способности учащихся, их обученностью, умению достойно жить в обществе) за исключением того, что
первые два-три года при её освоении требовали самоотверженной и грамотной работы всех сотрудников коммуны по 12-14 часов в сутки без выходных и отпусков,
включала настоящую, а не внешнюю (показушную) демократию (соуправление) коллектива (что всё более входило в противоречие с выстраиваемой И. В. Джугашвили (Сталиным) властной вертикалью),
включало управление педагогическим риском (в том числе существенным), как естественное и неотъемлемое право и обязанность ответственного воспитания с целью устойчивого снижения этого риска в расчёте на всю ожидаемую жизнь воспитанника (а не только до тех пор, пока его или её не «выпустят» из заведения).

Таким образом обществу в целом от применения этой системы было очень хорошо, а её исполнители при той же зарплате и, более того, постоянном риске повышенной, вплоть до уголовной, ответственности за всё, что могло произойти при производительном труде с их воспитанниками, попадали в область высочайшего хронического душевного, умственного и физического напряжения, за которое, в качестве расплаты, они получали не награды, премии и общественное признание, а, зачастую, постоянные нападки и гонения вплоть до увольнения с работы со стороны «осторожных» инспекторов наробраза. Последних, как и большинство чиновников от образования, интересовало не столько то, насколько порядочным удастся воспитать человека на всю оставшуюся жизнь (а без управляемого риска и делегирования ответственности воспитаннику это сделать невозможно), сколько возможность минимизировать ЧП исключительно на время учёбы в самих учебных заведениях, а кто из них выйдет и что потом будет делать — за это они предпочитали и по сей день предпочитают не отвечать.

Чисто человеческий итог работы педагога в подобных условиях предсказать было не сложно. Сам Макаренко в 50 лет напоминал 80-летнего старика, состояние его здоровья производило на многих, по его собственным словам, гнетущее и отталкивающее впечатление, и вскоре умер от разрыва крайне изношенного сердца. Здоровяк, многолетний физкультурный руководитель коммуны им. Дзержинского, участник лыжных марафонов, а впоследствии сам руководитель детских домов по методике А. С. Макаренко С. А. Калабалин [1903-1972] умер от сердечного приступа в 68 лет. Другой воспитанник и продолжатель дела своего учителя А. Г. Явлинский [1915-1981] не дожил и до этого возраста. И здесь — причина та же и по причине того же отношения чиновников к делу, которому он беззаветно отдал всю свою жизнь.

Ко всему сказанному необходимо добавить, что «из самых лучших побуждений» в советское время было законодательно запрещено «эксплуатировать детский труд», иными словами в СССР детям до 16 лет заниматься любым производительным трудом, даже посильным, увлекательным, безопасным, непродолжительным по времени, было запрещено законом[4]

Этих «недостатков» оказалось достаточно, чтобы на деле запретить сколько-нибудь широкое и длительное использование Системы Макаренко, а достоинств — чтобы эту Систему помнили и будут помнить многие действительно ответственные и профессиональные педагоги. А вот широко применять её при сохранении нынешних границ ответственности системы «образования» за свою деятельность по сути невозможно.


Некоторые специалисты, например семейный психолог Людмила Петрановская, говорят о том, что воспитанники Макаренко очень отличались от современных детдомовцев тем, что большинство из них в раннем детстве имели опыт нормальной семейной жизни