Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.
Телевизор я в ту пору почти не смотрела и газет тоже старалась не читать. Но находились «добрые» люди — оповещали о новой передаче или только что вышедшей статье, в которых Миша поливал меня грязью. Оказывается, он и полугода со мной не прожил, а я еще имею наглость чего-то требовать. Странно, что он признавал факт, что мы вообще знакомы. Полицеймако заявлял, что намерен возбудить против меня дело за вымогательство. Видимо, именно мои просьбы помочь с окончанием ремонта были расценены бывшим мужем как «уголовное деяние». Потом Миша пустил «утку» о том, что я хочу поменять фамилию сына «Полицеймако» на «Фарада». Решил представить меня общественности этакой акулой, которая нагрянула в Москву, чтобы подцепить отпрыска знаменитой семьи. Со слов Миши выходило, будто я окрутила его, несчастного, едва познакомившись, быстренько «залетела» и заставила на себе жениться. О том, что до моей беременности мы прожили вместе семь лет, не было сказано ни слова.
В начале 2005 года мы все же смогли перебраться в «двушку» на Земляном Валу — мой папа постарался, чтобы она стала более или менее сносным жильем. А весной начались репетиции моего первого — в качестве режиссера — спектакля «Красавицы», где главную мужскую роль сыграл Сергей Глушко. Постановка имела успех, и я летала как на крыльях. До тех пор, пока газеты и Интернет не разразились очередной дешевой и лживой сенсацией: «Тарзан уходит от Наташи Королевой к бывшей жене Михаила Полицеймако!» Слава богу, Наташа — мудрая женщина и подобным сплетням не верит. Помимо Глушко мне приписывали романы еще чуть ли не с десятком актеров. А между тем после расставания с Мишей я была одна. Мне нравилось принимать знаки внимания, но сердце молчало...
Мы с Никитой отдыха¬ли в Сочи, когда однажды на набережной к нам подошел элегантно одетый мужчина: «Простите, вы ведь были в на-чале лета в Эмиратах? — мы с сыном синхронно киваем. — Я в это время там тоже был. И каждый день наблюдал за вами. У вас замечательный сын. Буду очень рад, если мы с ним подружимся».
В течение всей недели, что мы жили в Сочи, «взрослый друг» заваливал Никиту игрушками, они «резались» в шахматы, совершали заплывы. Я понимала: все это для того, чтобы завоевать мое расположение.
Потом была встреча в Москве: прилетев в столицу, курортный приятель — владелец угольных карьеров в Куз-бассе — пригласил нас с Никитой отужинать в ресторане «Турандот». Никита веселился от души: носился по залу, объедался сладостями. А я... От одной мысли, что вот сейчас из кармана будет извлечена коробочка и последует предложение руки и сердца, становилось не по себе. По глазам «угольного магната» я видела: он для себя уже все решил.
До коробочки дело не дошло, и предложение о замужестве прозвучало по-деловому:— Дом я после развода оставил жене и сыну, сейчас достраиваю второй. Хочу, чтобы хозяйкой туда вошла ты.
— И как вам представляется наша жизнь? У меня будет личный самолет, на котором я каждый день стану летать из Сибири в Москву на репетиции и съемки? Или вы хотите, чтобы я засела дома и ждала мужа вечером с горячим борщом?
Товарищ честно признался, что рассчитывал на второй вариант:
— А зачем тебе работать?!
У тебя и Никитки будет все,
что вы захотите! — Спасибо, конечно, но я никогда не мечтала быть содержанкой.
До сих пор время от времени получаю эсэмэски: «Все равно ты самая лучшая!» Иногда отвечаю вопросом: «Неужели при своих возможностях вы не можете найти кого-нибудь поуступчивей?» Через минуту читаю: «Другая мне не нужна!!!» Эти слова греют мое женское самолюбие, но не больше.
Я не представляю своей жизни без репетиций и спектаклей в родных театрах — РАМТе и Театрссюс, без участия в театральных фестивалях и семинарах-лабораториях СТД, без любимой роли Марго в «Кармелите», без режиссуры... Теперь я считаю себя в первую очередь режиссером (на моем счету уже восемь театральных постановок) — и только потом актрисой. Хотя и продолжаю активно сниматься. Мои последние работы в кино — роли в лентах «Венера», «Человек, который знал все», «Единственный наследник».
Моя «зараженность» творчеством передалась и Никите, который в свои восемь лет уже играет в спектаклях и снимается в кино. Причем первый выход сына на профессиональную сцену произошел без малейшего протежирования с моей стороны. Педагоги центра эстетического воспитания детей «Золотой петушок», где с пяти лет занимался Никита, сами отвели его на кастинг бродвейского мюзикла «Красавица и Чудовище». Вечером мы десять минут порепетировали с сыном песенку, а на следующий день мне сообщили: «Ваш мальчик утвержден на роль Чипа!»
После премьеры от предложений не стало отбоя. В РАМТе Никита занят в спектакле «Берег утопии», где играет сына Герцена, параллельно снимается в сериале «Школа» — там ему досталась роль младшего брата одного из главных героев. Скоро начнется работа над полнометражной картиной, в которой Никита сыграет сына космонавта.
Я не хочу объяснять интерес, который в последнее время проснулся у Миши к сыну, именно успехами Никиты в театре и кино. Может быть, Полицеймако, которому скоро тридцать четыре, просто наконец-то дорос до отцовства? В интервью, которые сейчас дает Миша, он предстает идеальным папой для своей маленькой дочки. Спеша вечером домой, Полицеймако якобы непрестанно звонит, умоляя отложить купание: «Я буду через десять минут!», «Через пять!», «Уже паркуюсь!» Не скажу, что это меня совсем не задевает: сознание, что Никитка недополучил отцовского тепла и этот недостаток он никогда не сможет восполнить, отзывается в сердце болью.
Что бы сейчас ни двигало Мишей, я рада тому, что он общается с сыном. Как всегда радовалась и интересу к внуку со стороны Семена Львовича и Марины Витальевны. Я сама выросла в окружении бабу-шек-дедушек и понимаю, как важны для ребенка их внимание и любовь.
Марина Витальевна начала скучать по Никите, едва мы с ним перебрались в дом на Земляном Валу. Звонила по сто раз на дню, в выходные забирала внука к себе. Вернувшись, Никита с восторгом рассказывал, как обыграл бабушку в шахматы, изображал «бурные овации», которые дед Семен устроил внуку, исполнившему на пианино вальс или марш.«А папы опять не было, — докладывал, не дожидаясь моего вопроса, сын. — Бабушка сказала, он на работе. Была Лариса, но она почти все время в своей комнате сидела».
Сейчас Миша активно налаживает отношения с Никитой. Приглашает то Новый год вместе отпраздновать, то поехать за город, то на день рождения «сестренки». Я не возражаю против общения сына с отцом, но когда Лариса пытается внушить Никите, что она для него «все равно что мама», или выставляет в Интернете фотографии, где запечатлена с Михаилом и Никитой втроем, будто Никитка — их ребенок... Меня и моих близких в таких случаях берет оторопь. Мы пытаемся, но не можем найти ответа на вопрос: зачем она это делает? Хочет причинить мне боль?
Кажется, в тот раз Никита должен был поехать на день рождения «сестренки». Отец ждал его в машине. Когда мы чмокали друг друга на прощание, сыну показалось, что я грущу. Он обнял меня и как-то совсем по-взрослому сказал: «Мне нужно поехать, понимаешь? Дедушку ненадолго отпустили из больницы, я очень хочу с ним побыть...» Никита сильно любил Семена Львовича...
В начале августа прошлого года Миша с женой и дочерью, прихватив с собой Марину Витальевну и Ларисиных родителей, уехали отдыхать на полтора месяца в Португалию. Семен Львович лежал в больнице. Мы с Никитой несколько раз порывались его навестить, но ухаживавшая за Фарадой сиделка отговаривала: «Поверьте, ему сейчас не до визитов». Пришлось ограничиваться звонками. Никита подолгу беседовал с дедушкой. Однажды сиделка сказала: «Семен Львович очень плох, разговаривать не сможет. Позвоните завтра — может, ему полегчает».
Завтра пришлось на двадцатое августа. Мы с Никитой собирались улетать в Челябинск — моей бабушке Евдокии Дмитриевне исполнялось восемьдесят четыре года. Известие о смерти Семена Львовича застало нас на пороге. Я сдала билеты. Не могла не проститься с человеком, с которым меня связывают кровные узы, и не дать возможности Никите проводить дедушку в последний путь.
Перед началом панихиды я подошла к Марине Витальевне. Мы обнялись. Меня и Никитку она посадила рядом с собой — прямо у гроба. Миша вел панихиду, что многим показалось не совсем правильным. Не должен бы сын на похоронах отца предоставлять его друзьям и коллегам слово, распределять очередность выступлений.
Рядом с гробом стоял большой портрет Семена Львовича. Подходившие выразить соболезнование коллеги Фарады шепотом говорили мне, что поражены сходством деда и внука: один и тот же взгляд-рентген, манера улыбаться уголком рта, даже форма головы — будто по лекалу.
Летом прошлого года я извлекла из почтового ящика толстый конверт со множеством печатей. Поняла, что он адресован бывшему мужу, только когда начала читать вложенные внутрь документы. Поскольку квартира на Земляном Валу до сих пор записана на Мишу, послание ФНС было доставлено сюда.
Размеры доходов Полицеймако, отраженные в официальных бумагах, меня поразили. Я и не подозревала,что не числящийся в «звездах» первой величины актер может столько зарабатывать. Показала документ адвокатам, которые когда-то помогли мне сподвигнуть Мишу на трехсотдолларовые алименты. Те предложили действовать через суд, который обяжет Полицеймако выплачивать сыну четверть всех заработков. Подумав, я отказалась. Считайте — из гордости. В конце концов, мы с Никитой не голодаем. Оба работаем. Нам хватает...
Может быть, кто-то, прочтя мою исповедь, скажет: «В ней по-прежнему живет обида оскорбленной, оставленной женщины». Может, и так. Очень трудно простить предательство человеку, которому безоговорочно верила, которого любила и считала опорой. Я могла бы назвать прожитые вместе с Полицеймако восемь лет вычеркнутыми из жизни, если бы не Никита. За то, что у меня есть такой замечательный сын, за то, что могу гордиться его успехами, я готова простить все: боль, ложь, клевету, унижения, малодушие... Нет, не так хочу простить, молюсь об этом... Но пока не могу.