Он почти перестал быть Тихоновым

оздно вечером в военный госпиталь привезли человека. Отдыхал на даче, заболело сердце... Оно и не уди-вительно - возраст-то солидный, уже за 80... Оказав мужчине первую помощь, дежурный врач принялся за-полнять карточку. Имя, фамилия... На вопрос «воинское звание» пациент ответил: «Штандартенфюрер...». Подняв на него усталые глаза, доктор заулыбался: «Ох, извините, Вячеслав Васильевич, не узнал сразу...».
С тех пор, как он стал Штирлицем, он почти перестал быть Тихоновым. Нет, он, конечно, не актер одной, хотя и яркой роли, - скорее, это роль одного актера. Ведь если бы не он, разве стал бы штандартенфюрер героем анекдотов, источником бессмертных цитат и главным шпионом страны?
ДОЛГАЯ ДОРОГА К САМОМУ СЕБЕ
Его история неприлично красивая и романтичная, без сюжетных огрехов, портящих стройную цепочку пове-ствования. Маленький Слава обитал в среднестатистической рабочей семье городка Павловский Посад Московской области. Мать работала воспитателем в детском саду, отец - механиком на ткацкой фабрике. Оба почти не бывали
дома, и Тихонов-младший был предоставлен самому себе. Болтался на улице; подбирал чинарики, чтобы, высушив их на сковороде, скрутить одну целую цигарку; на спор (проверяя храбрость) воровал яблоки в чужих садах и часто ходил в кино. Картин было не так много, их пересматривали по нескольку раз. Любимым фильмом Тихонова был «Чапаев». В годы его детства для многих кино еще было необъяснимой мистикой, и маленький Тихонов, в двадцатый раз глядя на тонущего Чапаева, переживал за него, как за реального человека. Однажды Слава не выдержал и заглянул за экран... Там, конечно, никого не было - ни реки, ни Чапаева. Этот фокус так покорил его, что в собственном пред¬назначении Слава больше не сомневался: он будет играть в кино!
Сомневались за него родители. Оба считали, что выбор Славы - детская блажь, и наперебой предлагали ему свои варианты жизненного пути. Отец настаивал на профессии инженера-механика, а мама уговаривала поступать в сельскохозяйственную академию, аргументируя это тем, что в будущем у него не будет проблем с продуктами... С началом Великой Отечественной войны, когда закрыли школу, победу в борьбе начал одерживать папа: заявив однажды «Надо обретать профессию, а не на улице болтаться!», он определил отпрыска в ремесленное училище. К счастью, Слава любил работать руками, изобретать, а потому служба токарем по металлу на военном заводе его особо не расстраивала. Однако по окончании войны он снова взялся за старое - захотел поступать во ВГИК. Дома разразился скандал, точку в котором поставила маленькая тихая бабушка. Не дожидаясь апофеоза, она вышла из своей комнаты и, как вспоминает внук, заявила следующее: «Не запрещайте Славику идти туда, куда он хочет. Пока он молодой, сам не раз может изменить свое решение. Но если вы ему сегодня запретите - он всю жизнь будет считать, что вы ему помешали...». Осада была снята. Ребенок поехал сдавать экзамены.
После вступительных испытаний Тихонов сидел на лестнице и ревел. Его не брали. Было обидно и за несбывшуюся мечту, и за то, что зря спорил с родителями. На рев подошел Борис Бибиков - Тихонов слезно попросил его принять к себе на курс, и Бибиков согласился. Проучившись полгода «на скамейке запасных», сдав актерское мастерство на «четыре» («пятерок» ни¬кому не ставили из принципа), он был официально принят во ВГИК.
В КИНО - КАК В РАЗВЕДКЕ
Несмотря на популярность Тихонова и его значимость для отечественного кинематографа, ролей у него не так
много, как могло быть. Он не воевал за режиссерские предложения, скорее, на-оборот, тестировал каждую предложенную роль на пригодность: сначала отказывался, и если вдруг предложение все равно находило его - тогда играл.
«Дело, наверное, в моей трусости, - размышляет Вячеслав Васильевич. - Я никогда не был уверен в себе. От исполнения главной роли ведь во многом зависит судьба фильма, и под-водить съемочную команду не хочется. Обычно если я не находил в себе качеств, которые были необходимы, чтобы сыграть того или иного героя, то пытался найти какой-нибудь предлог, чтобы увильнуть. Эти уловки не всегда действовали, порой я сдавался, начинал работать, искать лазейки к роли, и в результате получалось неплохо».
Однако на роль Штирлица Тихонов согласился сразу. Может, потому что успех фильма невозможно было предугадать - снимали-то обычный советский детектив...
«Когда я узнал, что Татьяна Лиознова хочет попробовать меня на роль Штирлица, - вспоминает Вячеслав Васильевич, - пришел на студию сделать фо-
топробу. Облачился в специально приготовленную военную форму, а что делать с гримом - не знал. У фашистов в моде были гитлеровские усики, и я решил, что Штирлиц, находящийся один среди врагов, не должен сильно из их массы выделяться. Нарисовал себе такие же усики и пошел фотографироваться. Увидев мое фото, Лиознова пришла в неописуемый ужас: «Уберите сейчас же! - говорит. -Это страшно!». Вместе с ней мы решили, что я буду сниматься со своим лицом. Пусть зрители в первых сериях узнают известного артиста - тем сложнее и интереснее будет задача: заставить их забыть, что я - Тихонов, и думать только о Штирлице. Кстати, Лиознова оказалась права насчет усиков: я потом посмотрел на это мое фото - действительно, кошмар...».
Другая инициатива Тихонова, наоборот, обернулась большой удачей. Один из самых сильных моментов в фильме, где Штирлиц встречается с женой, актер сам предложил добавить в сценарий:
«Я подружился с очень интересным человеком, полковником госбезопасности, бывшим советским резидентом в Англии, которого мы потом выменяли на сотрудника английской разведки. Звали его Конон Молодый. Мне в душу запал его рассказ о том, как ему устроили встречу с женой - сколь¬ко в ней было риска, как точно нужно было их свести минута в минуту!.. Начав играть Штирлица, я постоянно думал о том, что у меня много подробностей о его профессиональных качествах, а о человеческих - нет. И тут вспомнил рассказ Молодого, поделился с Лиозновой. Пытались придумать ситуацию, в которой герой проявляется не как разведчик, а как мужчина - в итоге (чтобы уйти от реальной ситуации, имевшей место в жизни нашего разведчика) пришли к тому, чтобы посадить нас с женой по разным углам кабачка так, что мы общались только глазами. Это было оправдано и психологически, и формально - все же конспирация. Когда фильм вышел, многие зрители признавались мне, что досочинили нашу молчаливую встречу...Мы попали в точку: люди поняли нашу мысль и просто сверяли этот момент с собственной жизнью. Лучшего и быть не может...». @