Владимир Высоцкий-из нашей юности

В АДРЕС редакции приходит много писем, в которых люди делятся своими мыслями,: впечатлениями, воспоминаниями. Одно из них мы решили предложить вниманию читателей. Его автор — литератор, киносцеранист Елена Владимировна Щербиковская.
Сейчас, когда о Владимире Высоцком опубликовано огромное количество воспоминаний, размышлений, статей, очень трудно заставить себя написать о нем. Да и надо ли это делать вообще? Наверное, я никогда и не решилась бы написать об этом, если бы все чаще и чаще не стали появляться в;книгах, а сначала в журнале «Студенческий меридиан», фотографии моей двоюродной сестры Людмилы Абрамовой.
В 1961 году Людмила вернулась со съемок из Ленинграда не одна. Я-пришла к ней на Беговую, .она провела меня в свою комнату, вернее — в закуток, выгороженный в двухкомнатной квартире, где жили тогда бабушка с дедушкой, родители Люси, и познакомила с молодым человеком, актером, с которым ^они вместе снимались в фильме,— с Володей Высоцким.
Он держался очень просто, одет был бедно: старенький свитер, простенький пиджачок. Он играл на гитаре и пел «Вагончик тронется... ». Пел здорово — мурашки по коже! Общаться с ним оказалось сразу очень легко, так, словно давно уже мы знакомы. Я поняла, что этот человек очень дорог моей сестре, и это с первой же встречи;определило мое к нему отношение. Он не был тогда ни знаменит, ни богат, напротив — испытывал трудности, неудачи. Говорил простым, отнюдь не литературным языком, казался немного грубоватым.
Сама Людмила — яркий человек, остроумный рассказчик, и все ее окружение, ее вгиковские друзья, и атмосфера в доме, в семье, где она выросла,— семье типичной московской интеллигенции,— все это не могло, наверное, не привлечь тогда такого человека, каким был в то время Владимир Высоцкий, совсем еще молодой, начинающий, не очень удачливый актер...
С момента его появления вся наша жизнь пошла по-другому. Володя сочинял песню за песней на наших глазах, мы ждали этих песен, мы буквально жили ими. И сам ^он менялся — рос духовно, культурно, творчески тоже у нас на глазах. Позже, вспоминая этот период, Люся говорила, что неудачи в актерской Володиной жизни тогда в большой степени становились стимулом для создания песен. Потребность в реализации была огромная, нойона не находила выхода ни на сцене театра, ни в кино. В песнях же^он выкладывался и как автор, и как актер.
Для Люси все, что касалась Володи — и его песни, и его трудности в театре (несколько раз выгоняли из Пушкинского!), и его многочисленные поездки с концертными бригадами по стране ради заработка, и его переживания, связанные с приглашениями сниматься в кино и следовавшими за этим отказами по труднообъяснимым причинам,— все это становилось главным содержанием ее жизни.
В 1962 году у них родился Аркаша, еще через два года— Никита. Володю забота о детях, в общем-то, не обременила; хотя.он и радовался их появлению, и любил их, и думал о них, и всегда повсюду возил с собой их фотографии, но его жизнь, собственная творческая, мало изменилась после рождения детей. Он так же был свободен, так же уезжал на съемки, на концерты, на гастроли. Люся с самого начала все заботы о детях взяла на себя, и Володя был благодарен ей за это.
Володя сочинял часто по ночам, и каждую песню обязательно пропевал, проигрывал Люсе. Он ценил ее мнение, ее советы, дорожил ее оценкой своего творчества. А Люся беззаветно, безоглядно помогала ему, вкладывая в это свой ум, талант, знания, вкус... Ей почти всегда все нравилось. И хотя ранние Володины песни, с точки зрения поэтической, далеки от совершенства, даже в этих песнях Люся выделяла всегда яркие, неожиданные, удачные образы и обороты, восхищалась этими удачами, о недостатках говорила тактично.
Я хорошо помню Володины интонации, когда.он говорил: «Правда, Люся?» или «Правда, Люсечка?», полушутливо-полусерьезно советуясь с ней. В те годы очень многие Володины друзья, так же как и.он, восхищались его женой — ее умом, красотой, образованностью и, конечно, видели, какое влияние оказывает она на самого Володю, на его творчество, и говорили об этом, но теперь почему-то все об этом забыли...
Люся, занятая детьми, домашними заботами, успевала и слушать новые песни, и высказывать свое мнение о них, и советовать, и помогать, и — обязательно — сидеть на спектаклях Таганки в первом ряду.Тогда ее очень часто приглашали сниматься в кино, на она упорно отказывалась, боясь оставить дома детей, боясь не оказаться рядом с Володей в нужный момент. Позже она снялась еще в нескольких фильмах: «Восточный коридор» («Беларусь-фильм»), «Не жить мне без тебя, Юсте» (ЦТ) и других, но в конце концов отказалась от актерской карьеры и сменила профессию.
В то время Люся иногда выезжала с Володей на гастроли, даже играла в некоторых спектаклях. Потоми она стала появляться в театре все реже, и наконец ее совсем перестали видеть там. Я не знаю, что послужило тому причиной, не берусь судить об этом, но в одном уверена: если бы Люся работала тогда в театре, рядом с Володей, и была не только его женой, но и партнером на сцене, вся их жизнь могла бы сложиться совсем по-другому...
Прожили.они вместе семь лет. Скажу, что.знаю достоверно. Это были очень трудные годы для них. Во-первых потому, что жизнь с таким человеком, как Владимир Высоцкий, не могла быть спокойной, размеренной, благополучной. Кроме того, жить им было, в общем-то, и негде, и не на что. Жили. они то у Нины Максимовны на Рижской, в комнате, в огромной коммуналке, то у Семена Владимировича и Евгении Степановны на Кировской, в небольшой двухкомнатной квартирке, то у Люсиных родителей на Беговой в большой, но очень густонасе-ленной квартире, то у друзей, но все это было временным жильем. Володя всегда чувствовал, что где бы,он ни существовал, как бы его ни любили,'.он всегда обязывает, заставляет всех придерживаться собственного графика жизни, своего режима, что^он — человек неудобный, ночной, и все идут на это, любя его, но испытывают при этом большие неудобства.
В те годы Володя очень часто бывал у нас на улице Вавилова, где жили мы с моей мамой, родной тетей Людмилы. В этой квартире он любил петь, чувствуя себя совершенно свободным. Не донимали соседи, можно было спокойно отбивать ритм ногой по полу — благо первый этаж. Можно было ночью, поздно возвращаться из театра, запрыгнуть прямо в окно моей комнаты, где мы с Люсей ждали его. Иной раз, когда.он пел у нас ночью, соседи тихо выходили из своих квартир, собирались под дверью и слушали, но никто не врывался с претензиями. Бывало, что Люся с Володей жили у нас по нескольку дней, а то и недель. Это было интересное, веселое время. Конечно, мы слушали Володю — его песни, его замечательные устные рассказы, полные юмора, и Люсины устные рассказы, не менее остроумные; мы много разговаривали, играли в разные игры — в шарады, например, или сочиняли коллективно всевозможные рассказы и стихи, в которых действовали все присутствующие.
Позже, когда появилась квартира в Новых Черемушках, двухкомнатная «клетушка» на четвертом этаже пятиэтажной>«хрущевки» — большое достижение по тем временам,— новоселье тоже решили отпраздновать у нас на Вавилова. Нина Максимовна согласилась остаться с детьми в новой квартире, а гости ненадолго заходили туда!«на экскурсию» и отправлялись к нам, иначе бы все просто не разместились.
Володя любил праздники, любил готовиться к ним. Помню, как он жарил цыплят табака, стоя одной ногой на табуретке, а другой прижимая крышку сковородки. Он считал такой способ наиболее эффективным.
Праздники и игры, конечно, скрашивали жизнь, отвлекали от неприятностей, но они проходили, кончались, оставаясь в памяти отдельными эпизодами трудной, тревожной жизни. А жизнь была не просто трудной — это была жизнь в постоянном напряжении, в постоянной тревоге, жизнь, в которой Людмиле приходилось проявлять большое терпение и мужество.К тому моменту, когда судьба развела нас с Владимиром Высоцким,.он был уже очень известным актером, одним из ведущих в Театре на Таганке,.он сыграл немало ярких ролей в кино,.он написал многие из знаменитых своих песен и был любим самой широкой публикой, .он стал вполне сформировавшейся творческой личностью с активной гражданской позицией.
Наши с сестрой личные судьбы скалдывались по-разному, но всегда оставалась теплота отношений, взаимная привязанность; мы часто встречались, иногда жили вместе подолгу, и очень многим эпизодам из жизни Людмилы я невольно оказывалась свидетелем. Я знаю, что сама Люся никогда не публиковала своих воспоминаний, не давала интервью и навряд ли станет делать это... И не только в силу необычайной скромности, врожденного такта. У нее давно уже сложилась своя, совсем иная жизнь. Но для нас, в конце концов, важно узнать не лишние подробности о частной жизни Владимира Высоцкого или Людмилы Абрамовой. Самое важное то, в какое время Высоцкий жил среди нас и творил и что и какой ценой.он сумел создать в это свое[(наше) время...
...В 1965 году, приехав летом в Москву со съемок «Стряпухи», Володя — рыжий, крашеный — на мой день рождения подарил мне гитару. Сказал, что дарит ее для того, чтобы всегда, приходя к нам в дом, мог играть на ней и петь. С тех пор гитара висела на почетном месте, и никому не разрешалось к ней прикасаться, кроме Володи.
И вот в 70-м году, когда мы .с Люсей вместе жили на Беговой, вдруг кто-то позвонил по телефону и сказал, что во французских газетах [опубликовано официальное сообщение о женитьбе В. Высоцкого и М. Влади. Не помня себя, я * схватила со стены его гитару и разбила ее в щепки. Жалобно застонали порванные «серебряные струны»... Через минуту я пожалела о том, что сделала. Но поступить иначе я тогда не могла!
Мы поняли, что потеряли его навсегда, и теперь сможем только издалека, из нашего общего прошлого, из нашей общей юности, которая нам была так дорога, следить за ним, наблюдать его — в кино, по телевизору, слышать его песни, но все уже — издалека... И тогда мы не знали и не думали, что еще одна встреча нам предстоит — в раскаленный день 25 июля 1980 года, в квартире на Малой Грузинской...
Мы с Люсей приехали туда, до последнего момента не веря, что то, что произошло,— произошло на самом деле.
На большой широкой застеленной кровати — весь в черном — лежал Володя... Это была наша последняя встреча. Кто-то еще был в квартире, приходили другие люди, плохо помню. Наверное, это были его друзья последних лет, люди ему близкие. Но все это в каком-то тумане... Год или два потом песни его слушать было невозможно — ком застревал в горле...